AFTERILOVAISK. “Жора”

Фото: Маркиян Лысейко

Жариков Олег, позывной “Жора”. Снайпер, батальйон “Донбасс”, г. Запорожье 

До войны я занимался строительством, ремонтами. Воевать пошел с первых дней. Пару раз в военкомат ходил, в апреле (2014 – ред.), но там всех “посылали”. В интернете я нашел контакты батальона «Донбасс». Позвонил, мне сказали: «Собирай вещи и приезжай». О войне я знал только по фильмам. На самом деле, там, конечно, все не так. 

Родные понимали, что я пойду воевать. Жена видела, что собирался, общался, звонил. Я сказал: «Или поддержите, или не мешайте», и меня поддерживают уже четыре года. 

Боевой выезд, лето 2014 года. Фото: Александр Гляделов

Я выходил из Иловайска по “зеленому коридору”. С 28 августа начали формировать колонну: считали, сколько есть техники [целой], сколько сгорело, количество людей. Утром-рано начали выходить в сторону Многополья. Доехали до поля, и начался минометный обстрел – начали нас выдавливать, боялись, что мы можем закрепиться. 

Выгнали нас, как говорится, в чистое поле, где начался расстрел колонн. Но нам повезло: мы доехали до Червоносельского, и там закрепились. Приняли бой, взяли пленных россиян – десантников, танкистов. Сумели поджечь несколько единиц их техники. 

Вечером собрались наши 3 снайперские пары, чтобы решить, что делать дальше: уходить или оставаться. Все знали: если в плен попадем, снайперов там не жалуют. Для себя я решил, что раненых не брошу. Каждый делал свой выбор.

Перекур после окончания обстрела, во дворе частного дома недалеко от школы, Иловайск. 
23 августа 2014. Фото: Маркиян Лысейко

30 августа во второй половине дня уже шли переговоры. Нам дали на выход 5 минут или около того, после чего начали ровнять хутора с землей. На одном хуторе осталось два домика с ранеными военными и гражданскими. Оружие ломали, бросали в костры. Ближе к вечеру мы начали выходить. Нас “приняли” российские десантники. Ночь мы провели на поле вместе с ВСУ и другими подразделениями. На следующий день нас передали “мотороловцам”.

Отношение к нам россиян и “мотороловцев” было разным. Россияне – оккупанты, но относились как к пленным – не били, пытались нас накормить, хотя у них самих ничего не было. Половина россиян вообще не понимала, где находится. Они считали, что Донецк – это часть РФ, такой райцентр в Ростовской области. Потом приехали “мотороловцы”, наставили автоматы, сняли предохранители и заставили нас прыгать под «Хто не скаче, той москаль». Все выглядело, как подготовка к расстрелу.

Но нас погрузили в машины, отвезли в Донецк. И здесь нас “приняли” уже истинные “новороссы”: допросы, пытки, избиения. Хотя на допросах были и россияне. Без шевронов, лишних вопросов не задавали, больше слушали, что-то записывали — профессионалы. Чувствуется другой почерк. 

Интересная история однажды произошла в подвале. Пришли двое и спрашивают: «Кто из вас был в кикиморе, когда принимали?» 
А мы включили дурака, и кто-то говорит: «Кикимора? Не было такого позывного». 
Из пришедших один говорит другому: «Ты что, не видишь, они – дебилы». Когда те вышли, мы валялись от смеха. 
Фото: Лисичанск, на базе батальйона боевиков “Призрак”, июль 2014 года
автор: Александр Гляделов

В плену мы часто включали дурака: говорили, что мы водители, повара, санитары, только не снайперы и не минометчики. Говорили, что нас призвали по повестке. Я представился связистом, на наводящие вопросы отвечал правильно. Я в возрасте, говорю: «Посмотрите на меня: без очков не вижу, какой из меня снайпер?». Хотя у них был список с нашими специальностями, но мы объясняли, что записались так, чтобы получить оружие.

Боевой выезд, Марьинка, 8 августа 2014 года. Фото: Макс Левин

Я был в плену два месяца. Через полтора месяца меня и основную часть пленных отвезли на восстановление Иловайска. Когда нас привезли, местные ополченцы в комендатуре спросили: «А вас там, вообще, в Донецке кормили или нет?». Да, кормили нас: немножко перловки и по кусочку хлебушка. Местные принесли нам поесть. Потом распределили по работам. Хотя у них самих с провизией было не очень. Родные сбрасывали нам деньги на карточку, и мы ездили с ними в Донецк: покупали продукты, носки, посуду. 

Например, приходит местный к коменданту и говорит: «У меня поврежден дом во время боев, мне нужно 10 человек на замену крыши». Сначала мы думали, что к нам будет отношение, как к карателям, фашистам, но оказалось, что люди, наоборот, более проукраински настроены. Кормили, одевали — похолодало же, а мы в летнем. Появилась возможность позвонить домой.

Вообще, героические люди. Говорят: «Что мне терять? Здесь мой дом, здесь моя земля». Сначала было определенное напряжение, но потом они посмотрели, что мы нормальные адекватные люди, не бандеровцы. У нас две трети с высшим образованием. 

На месте расстрела украинских военных в “зеленом коридоре”, с.Новокатериновка, сентябрь 2014 года. 
Фото: Анатолий Бойко

Нашим освобождением из плена занимались, в основном, родные. Сепаратисты сразу предупредили, что связываться с выкупами не будут. Возможно, потому что мы – “донбассовцы”, боялись. Я так понимаю, что ВСУшников могли обменивать за деньги, а мы были как бы «на виду», слишком известное подразделение. 

Жена и дочь звонили Президенту, СБУ, Семену (Семену Семенченко — ред.). Ниоткуда помощи не было. Семен жене только деньги предложил, но к чему здесь деньги? Потом жена вышла на руководителя Запорожской самообороны, афганца. И один его друг привез пленных сепаров под самый Донецк, а нас на обмен привезли российские ГРУшники, даже не скрывали, кто они. Привезли, обменяли, и все. 

Больше, конечно, прессовали тех, кто был из Донецка и Луганска. Могли бить за «неправильные» ответы на допросе. Например, если на вопрос «Как ты попал в плен» отвечал: «Воевал с российскими войсками и попал в плен к российским десантникам». 

Когда поводы для побоев заканчивались, могли «найти» у нас папиросы “с травой” в подвале. Откуда там у нас такое? Вот такие ментовские методы. Искали любой повод. Был один там в карауле, позывной “Батон”, гопник. Сам говорил: «У меня 8 классов образования, меня улица воспитала». У него была привычка вечером тренироваться – побить кого-то. Или если день рождения у кого-то: выведут несколько человек и избивают.

Не жалею, что пошел воевать, 
и что раненых не бросил – не жалею

В 2014-м мы думали, что все это быстро закончится. Все мы устали. Особенно устали семьи – ждать тех, хто на передке. Мало того, что сами без мужей, еще и нести все это на себе, постоянно переживать, что там, как там. Особенно учитывая, что они (родственники — ред.) пережили в 2014-ом, тот “зеленый коридор”. 

После того как уволился из “Донбасса”, побыл несколько месяцев дома. Дальше пошел служить в одно из спецподразделений украинской армии. Продолжаю воевать до сих пор. 

“Жора”, неподалеку Светлодарска, Донецкая область, июль 2017 года. Фото: Маркиян Лысейко

Матеріал зроблено за фінансової підтримки Уряду Канади через
Міністерство міжнародних справ Канади та Internews
Партнер проекту – LB.ua

AFTERILOVAISK є документальним проектом, спрямованим на збереження пам’яті про людей і трагічні події, які мали місце в серпні 2014 року поблизу міста Іловайськ Донецької області. 29 серпня 2017 року виповнилося три роки з дня розстрілу українських військових, які виходили з оточення “зеленим коридором”. Українська армія в “Іловайському котлі” зазнала найбільших втрат за всю свою історію. 

Цей проект відповідає на запит українського суспільства на збереження правдивої інформації про ті події.

 Будь-яке використання, копіювання, перепублікація матеріалів 
(текст, фото, відео, аудіо) – тільки з письмового дозволу авторів проекту